Леонид Савин. Миф, утопия и реальность плюриверсума

Для того чтобы начертить контуры будущего мирового пространства в перспективе революционной борьбы и политической идеологии, необходимо отталкиваться от ясной методологической установки.

Мой тезис является простым и основан на положении Жоржа Сораля о дихотомии общественно-политических формаций. Он разделял их на два типа: одни имели миф как базу для своей идеологии, а другие апеллировали к утопии. Первые он относил к революционному социализму, где подлинными революционными мифами были не описания явлений, но выражения воли. Вторые являлись утопическими проектами, к которым он относил буржуазное общество и капитализм.

В отличие от мифа с его иррациональными установками, утопия - это продукт умственного труда. По Соралю, это произведение теоретиков, которые пытаются создать модель, с которой можно будет сравнивать существующие общества, чтобы измерить в них заключенное добро и зло. Утопия хотя и является совокупностью воображаемых учреждений, но предлагает достаточно ясные аналогии с реальными учреждениями.

Мифы побуждают к борьбе, тогда как утопия направлена к реформам. Не случайно утописты по мере приобретения ими политического опыта часто становились ловкими государственными деятелями.

Миф невозможно опровергнуть, так как он тождественен убеждениям данной группы и неразложим на части. Утопия может обсуждаться и отвергаться.

Как мы знаем, различные формы социализма, как левого, так и правого действительно были построены на мифах, о чем свидетельствуют сами работы апологетов этих теорий. Достаточно вспомнить "Миф ХХ века" Альфреда Розенберга, ставший апологией нацизма.

На противоположном полюсе социализма также мы видим мифологическую основу, хотя она анализируется уже постфактум. Если Маркс говорил о том, что пролетариату не нужны мифы, которые разрушаются под действием капитализма, то Игорь Шарфаревич убедительно показал связь эсхатологических чаяний раннего христианства и социализма. Теология освобождения в Латинской Америке также подтверждает уверенное присутствие мифа в нынешнем социализме XXI века.

Если говорить в терминах второй и третьей политических теорий, которые боролись с либерализмом, то уместно вспомнить ремарку Фридриха фон Хайека, который в своей работе "Дорога к рабству" упоминает, что "в феврале 1941 г. Гитлер посчитал целесообразным заявить в одном из публичных выступлений, что национал-социализм и марксизм в основе своей – одно и то же".

Конечно, это нисколько не умаляет значение современных политических мифов и одновременно объясняет ненависть к ним представителей нынешнего либерализма. Так, политические альтернативы, будь то новые правые, индигенизм или евразийство, для неолибералов является новой тоталитарной угрозой. Либералы отказывают нам в наших идеалах, так как, по их мнению, они имеют во многом мифологический характер, который невозможно воплотить в действительность.  

Теперь вернемся к утопии. Либеральная политическая экономика, как верно заметил Сораль, представляет собой один из лучших примеров утопии. Все отношения, сведенные к формам свободного рыночного обмена, представлялись для либералов-утопистов в качестве панацеи от конфликтов, непонимания и всяческих диспропорций, возникающих в обществах.

Утопизм, упоминаемый Сорелем идет от работ Томазо Кампанеллы, Фрэнсиса Бэкона, Томаса Мора, Джонатана Свифта и до философов-либералов типа лидера английских радикалов Иеремии Бентама. Воплощение утопии строилось их последователями вначале на жесткой регуляторной политике, которая, между тем, включала и насилие как одну из форм принуждений к своим гражданам, после переключилась на колониальную экспансию, позволившую осуществить накопление капитала и установить единый так называемый цивилизационный стандарт для других стран, а далее, превратившись в дружественный фашизм (термин Бертрама Гросса), начала осуществлять доминирование и гегемонию через режим международного права и всевозможных предписаний. К этому времени либеральная утопия уже сама стала современным мифом, техноцентричным, рациональным и тоталитарным, выхолостив идеи первых утопистов о справедливом обществе и подменив их материализмом, утилитарным правом, став, по сути, антиутопией.

В обоих случаях, которые относятся как к мифоцентричным обществам, так и к последовательно реализуемым утопиям через эксперименты с правом, экономикой, философией и политикой, главная ошибка существовала в попытке распространить свою модель на планетарный уровень. Фашизм и марксизм первыми ушли в историю, однако и либерализм начал ставиться под вопрос, о чем прозорливо заметил Джордж Лукач в своей работе "Конец  XX века и конец эпохи модерна", вышедшей 20 лет тому назад.

И миф, и утопия черпали свои силы из плюриверсума мира, одновременно гомогенизируя его и разрушая богатство культур и мировоззрений. Именно плюриверсум был той реальностью, над которой образовалась надстройка утопии, начавшая претендовать на базу, и внутри которой находились мифологические пласты, пробужденные определенными силами в эпоху модерна и направленные на реализацию насильственных исторических проектов.

Реальность плюриверсума такова, что там есть место и мифам и утопиям, если они ограничены определенным пространством с уникальными цивилизационными характеристиками и разграничены друг от друга географическими границами. Миф может реализовываться в форме теократии или футурологической империи. Так же как и утопия может пытаться построить биополитический технополис или плавильный котел народов, но отдельно от мифоцентричных обществ.

Карл Шмитт предлагал очертить подобные самодостаточные центры как большие геополитические пространства. Для формирования данных пространств необходима глобальная программа плюриверсализма, апеллирующая к самобытным мифам и культурным основам народов, которые могут быть различны во многом, но едины в одном - нужно деконструировать надстройку неолиберальной утопии.